Нефть Brent
$73.01
-2.96%
25
МОСКВА, 25 мар, Анна Кочарова. Большой театр один из главных символов русской культуры. Но в советское время он был еще и важным символом государственности: тут выступал Ленин, оперным репертуаром лично занимался Сталин. Новая книга известного музыковеда и писателя Соломона Волкова Большой театр. Культура и политика. Новая история об этом. размещает отрывки из монографии, какая в конце марта выходит в Редакции Елены Шубиной издательства АСТ.
Обладатель звучного баритона и прагматик
Соломон Волков вносит, что в первые хотя бы годы советской власти у Большого театра возникли два грозных врага: удручающая экономическая ситуация в революционной России, не обошедшая и Москву и крайне негативное касательство к нему со стороны так называемого Пролеткульта. Руководители этой организации заявляли, что опера является страницей былого стиля и располагает исключительно отрицательным багажом.
Волков отмечает, что массированные атаки на Большой продолжались и после устранения этого органа власти. Пролеткульт утерял свои некогда могучие позиции и свой авторитет. Но многие его идеи положили свое влияние, тем более, что эти идеи разделяло значительное число большевистских лидеров, среди них и сам Ленин.
Автор напоминает: В детстве Ленин, как и его сестры, начинал учиться игре на рояле, но потом бросил и иногда об этом жалел. Ленин любил петь, у него был грудной звучный баритон. Любил он также петь и кое-что из оперной музыки куплеты Тореадора из Кармен Жоржа Бизе и арию Валентина из Фауста Шарля Гуно.
Однако, пишет Волков, вождь стремился смотреть на вещи с идеологической точки зрения, выражая негодование тем, что авторы опер выбирают своих героев в прошлом и среди великих мира этого, а сегодняшние герои в трудовом народе, но их игнорируют.
Неудивительно поэтому, что Ленин относился к Большому (и к другому бывшему Императорскому театру, Мариинскому, тоже) с плохо скрываемой враждебностью, которая входила при каждой удобной и неудобной оказии.
Судьба Большого висела на волоске. Ее решил Ленин, в тот момент посчитавший, что театр еще может ему пригодиться. Дело в том, что импозантный зрительный зал Большого к этому времени уже не раз использовался большевиками как эффектная трибуна для важных внешнеполитических заявлений. Здесь проходили самые главные съезды, конференции и юбилейные заседания, на которых обычно выступал сам Ленин. Именно в те годы возникновений формироваться новый статус и имидж Большого театра как одного из главных символов не только народной культуры, но и всей советской государственности.
Отец народов и советской оперы
Соломон Волков пишет: Когда мальчишкой Coco Джугашвили попал в Горийское духовное училище, его главным увлечением там стало пение в хоре. Весть о чудесно поющем мальчике разнеслась по Гори, и Coco стали закликать на свадьбы, чтобы развеять молодоженов, их родителей и гостей.
Позже музыку Сталин рассматривал как и культуру в целом, в качестве тайного политического инструмента. Coco Джугашвили не научился играть ни на одном музыкальном инструменте. Но, став зрелым человеком, Сталин страстно полюбил музыкальный театр, отмечает литератор. Жемчужины «Лебединого озера»
В отличие от Ленина, интеллигента по рождению и образованию, который тем не менее воспринимал многие явления классической просвещенности как враждебные и вредные для дела революции, Сталин к старой культуре сохранял неизменный пиетет. Будучи неофитом-самоучкой, в высокой культуре прошлого он представлял нечто нужное и полезное в деле воспитания нового советского человека.
Он старался быть в курсе всех значительных событий текущей художественной жизни, а деятельность Большого театра фактически взял под личный контроль, отмечает Волков. Теперь практически все решения, стеснённые с жизнью театра, о репертуаре и премьерах, о декорациях и костюмах, о зарплатах и пенсиях артистов, об их награждениях и отпусках изучали через Сталина.
Один из самых драматичных случаев истории Большого театра произошел в 1936 году. Через два дня после того, как глава государства посетил постановку Леди Макбет Мценского уезда Шостаковича на сцене филиала Большого, в газете Правда вышла статья Сумбур вместо музыки.
По мысли Волкова, генсека возмутили откровенно эротические эпизоды оперы. Как солидного, Сталин не терпел чувственных сцен в литературе, театре и кино. В личной жизни и в общении с соратниками по партии он мог быть весьма грубым, но его вкусы были ханжескими. Он считал, что изображение секса в искусстве это порнография, идущая с Запада и посягающая на духовные традиции русской культуры, подчеркивает автор.
Диктатор был одержим идеей создания советской оперы, которая стала бы классической, по образцу лучших русских оперных произведений прошлого. Ему хотелось, чтобы это произошло под его эгидой, чтобы именно Сталина считали отцом подобного более совершенного классического оперного произведения. Между тем именно Большой театр, по мысли Сталина, должен был стать главной лабораторией по созданию образцовых советских опер.
Ко второй половине 30-х годов Сталин окончательно нарисовал свой метод управления культурой. Отныне сталинская политика была такой: сначала строго указать на допущенные, по его благоусмотрению, промахи, а затем, если будет проявлено довольное рвение в их исправлении, наградить особо отличившихся.
Хитроумный политик и профан в культуре
Соломон Волков отмечает, что Хрущев обладал выдающимся организаторским талантом, огромной работоспособностью. Но у Хрущева было значительного недостатков. Один из них его удручающая необразованность. Об этом вспоминали все, его знавшие; узнавал это и он сам.
Волков ссылается на воспоминания современников воеводы, из которых следует, что тот почти ничего не читал, но в театр ходить любил, в том числе и в Большой на оперу. Балеты не любил, делая изъятие для Улановой и Плисецкой, которой как-то пожаловался: Как подумаю, что вечером опять Лебединое смотреть, аж рвота к горлу подкатит. Балет замечательный, но сколько же можно. Ночью потом белые пачки вперемешку с танками снятся…
Идея создания классической советской оперы Хрущева совершенно не волновала, он ее как и многое другое достиг в наследство от Сталина. То ли дело освоение целинных земель или выращивание царицы полей кукурузы! Но, оставаясь по сути своей сталинистом в области культуры, Хрущев продолжал продвигать эту идею с упорством, достойным профессиональнейшего применения.
По словам Волкова, метод генсека основывался на бесконечных импровизациях, причем некоторые из них исходили из сталинских идей, а некоторые им возражали. Например, Хрущев захватил сталинскую инициативу проведения в Большом театре Декад искусства национальных республик. Артистам Большого это чуялось настоящим бедствием, поскольку на время декад тысячи людей оркестры, хоры и танцевальные коллективы республик наводняли театр, а его нормальная работа останавливалась.
Будучи, как уже было сказано, человеком малообразованным, Хрущев перед людьми творческими, по-видимому, испытывал комплекс неполноценности. Он их не понимал и боялся, а потому постоянно пытался как-то унизить. При нем был возрожден старый пролеткультовский слоган о том, что профессиональное искусство вообще не нужно. Его, по мысли Хрущева, в скором времени должны(по)бывальщины заменить многочисленные самодеятельные коллективы.
Автор книги вспоминает слова скульптора Эрнста Неизвестного, который однажды не рассказал ему: Этот человек упразднил сталинский террор, но не знал, как управлять без нагнетания страха.
Поэтому Хрущев начинал вдруг орать: Вы что, думаете, мы арестовывать деквалифицировались?! включает Волков.
Эти вспышки Хрущева фатально надорвали доверие и симпатию, какими он поначалу пользовался. Постепенно укоренялась идея, что Хрущев как лидер чересчур неустойчив, непредсказуем, а значит, опасен. Это в конце концов и привело к падению Хрущева в 1964 году.
